Основан в 1993 году
в целях объединения
и координации усилий политиков, общественных деятелей, ученых для содействия решению актуальных вопросов
в сфере политики и экономики, развитию гражданского общества и правового государства.

Рейтинги и исследования

Январь 2024

Иранский опыт: системные санкции лишают экономику источников развития

Вестник Института экономики РАН опубликовал статью с анализом влияния санкций на экономику Ирана и выводами для России. Согласно статье, Россия перенимает многие стороны иранской «экономики сопротивления», которая, однако, не смогла укрепить экономическую стабильность, а лишь подтвердила, что системные санкции лишают экономику источников развития.

 

В последнем номере «Вестника Института экономики РАН» (№6, 2023) сотрудники этого академического института Н.Смородинская и Д.Катуков опубликовали статью «Иранский опыт пребывания под санкциями: макроэкономические итоги и выводы для России».

Авторы отмечают, что российская санкционная ситуация примечательна тем, что она во многом развивается в русле иранской – и по структуре введенных Западом санкций (обе страны являются ресурсозависимыми нефтеэкспортерами), и по алгоритму сопротивления им, и по объективным пределам этого сопротивления.

Начиная с 2011 г. в санкционном давлении на Иран можно выделить три периода. Первый, 5-летний раунд ограничений (2011–2015 гг.) завершился успехом санкционной коалиции: Иран заключил международную ядерную сделку, после чего санкции были принципиально ослаблены на двухлетний период (2016–2017 гг.). В 2018 г. выход США из сделки (в ответ на нарушение Ираном своих обязательств) повлек за собой еще более мощный второй санкционный раунд, длящийся до сих пор (с 2018 г.).

За годы пребывания под санкциями Иран наработал богатый опыт их обхода и пионерный опыт адаптации нефтедобывающей страны к масштабным системным ограничениям. В 2014 г. он оформил эти усилия в виде доктрины «Экономика сопротивления», восходящей корнями к исламским традициям построения системы, способной опираться на собственные ресурсы и противостоять внешнему давлению. Доктрина охватывает целый ряд направлений в политике адаптации, многие из которых были переняты Россией в 2022 г.

Одним из ключевых приоритетов стало снижение зависимости бюджета от экспорта сырой нефти, другим – замещение значимого инвестиционного импорта и развитие инноваций, что перекликается с российской концепцией технологического суверенитета. Также Иран пытался перейти на международные расчеты в валютах третьих стран и экзотическими способами (клиринг, бартер, исламская хавала, наличность), заместил западные платежные системы национальными, ввел сильный контроль Центробанка над оттоком валюты и капиталов.

Реализация доктрины позволила Ирану устоять под ударами второго раунда санкций, провести определенную диверсификацию экономики, добиться частичной самодостаточности в базовых секторах средней сложности и почти полностью заместить западных партнеров восточными.

Но успешное выживание не означает устойчивого развития, тем более решения накопленных структурных и социальных проблем. Продвинуться в технологических компетенциях и создать серьезные инновации Ирану не удалось. По главным макрофинансовым и макроэкономическим параметрам «экономика сопротивления» явно провалилась, говорится в статье.

Во-первых, она не смогла защитить Иран от санкционного сжатия нефтегазовых доходов и нарастания бюджетного дефицита начиная с 2018 г. (по данным МВФ, он прирастал на уровне 4,5% ВВП в год). В 2019 г. Ирану пришлось урезать свои масштабные социальные программы, что вызвало в стране беспрецедентную волну социальных протестов. Ухудшение состояния госфинансов отчасти компенсируется за счет девальваций риала и замещения части импортной продукции. Однако сочетание периодических обвалов курса с эмиссионным финансированием бюджетного дефицита постоянно разгоняет инфляцию до уровня 30–40% в год.

Во-вторых, характерной чертой иранской экономики выступает высокая волатильность в динамике ВВП, когда глубокие рецессии чередуются с быстрым отскоком и очередным торможением. Длительное отсутствие притока иностранных инвестиций и технологий привело к падению выпуска в ключевых отраслях промышленной обработки и к деградации газового сектора.

К 2021 г. реальный ВВП Ирана остался на уровне десятилетней давности (2011 г.), а его среднедушевая величина и вовсе откатилась до уровня 2005 г. (менее 6 тыс. долл. по обменному курсу). Если полвека назад Иран был растущей экономикой со средним доходом и уровнем благосостояния выше среднемирового, то сегодня он относится к группе бедных, низкодоходных стран – беднее Кубы и ЮАР (по расчетам в постоянных долларовых ценах 2015 г.).

По сравнению с Ираном Россия остается намного более сильной и более рыночной экономикой. При прохождении мощных санкционных шоков она продемонстрировала больший запас прочности по сравнению с Ираном. Тем не менее, уже в начале 2023 г. Россия подпала под системное действие внешних ограничений, которые с разных сторон начали подрывать ее нефтяной сектор и сжимать нефтегазовые доходы бюджета. К концу 2023 г. адаптационный маневр экономики уперся в свои объективные пределы. Дальше России предстоит проходить наиболее проблемную, стрессовую фазу санкционного кризиса и, похоже, – ближе к сценарию других ресурсозависимых стран, демонстрируя все меньше позитивных отклонений от наблюдаемых в этих странах кризисных закономерностей.

Во-первых, санкции не позволяют диверсифицировать экономику и снизить ресурсную зависимость бюджета, что приводит к постоянному воспроизводству в стране прежней сырьевой специализации. С одной стороны, из-за технологических ограничений импортозамещение приобретает регрессивный характер (в большинстве секторов оно ведется на основе устаревших технологий, за счет обратного проектирования и параллельного импорта), а произведенная промышленная продукция (в Иране это еще и нефтепереработка, и IT-бизнес на базе бюджетного стимулирования) не находит широкого внешнего спроса из-за недостаточной конкурентоспособности. С другой стороны, ограниченность внешнего спроса сочетается с узостью внутреннего, что не позволяет бизнесу добиться эффекта масштаба, делая нерентабельным развитие многих (а в Иране – любых) обрабатывающих производств с импортной составляющей. Как следует из результатов опроса российских компаний в 2022 г. в России, как и в Иране, бизнес может частично заместить импортную продукцию низкого и среднего уровня сложности (продовольствие, одежда и др.), причем с упрощением, но он не в состоянии поднять инвестиционное импортозамещение, тем более окупить дорогостоящие вложения в новые высокотехнологичные проекты.

Во-вторых, наращивание связей с альтернативными партнерами не страхует страну от потери текущих и будущих доходов. Восточные партнеры могут лишь частично компенсировать разрыв связей с западными, но при этом они прагматично используют тот факт, что новые рынки нужны подсанкционной экономике больше, чем она нужна им. По сути, они становятся главными бенефициарами санкционного положения ресурсозависимой страны, зарабатывая на торговом посредничестве, дисконтных закупочных ценах, удорожании своих поставок и даже на перехвате перерабатывающих мощностей, как в случае с российской нефтепереработкой.

В-третьих, умелый обход санкций (включая ведение внешнеторговых расчетов в валюте страны-партнера) не избавляет экономику от обесценения национальной валюты и хронически высокой инфляции, которая поддерживается различными структурными проблемами (сжатие экспорта, санкционное удорожание затрат, устойчивая нехватка твердой валюты для оплаты критического западного импорта и др.).

На примере Ирана видно, что санкционная трансформация имеет двухфазовую структуру: непосредственные эффекты в виде внезапных шоков и долгосрочные накопительные эффекты, которые усиливают структурные деформации и разрушают производственную базу. Если шоки могут быть в той или иной мере смягчены и абсорбированы мерами антикризисной политики, то накопительные эффекты санкционного стресса лишены реальных инструментов противодействия – они длятся столько, сколько длятся санкции.

В условиях системных санкций главным, если не единственным драйвером роста экономики остается государственный спрос (в виде государственных заказов, закупок и инвестиций). Однако длительная опора экономики исключительно на бюджетный стимул крайне уязвима. Во-первых, она ведет к разбалансированному росту вне реальных рыночных механизмов. Во-вторых, возможности расширения бюджетных расходов упираются в проблему санкционного сжатия доходов. В-третьих, возникает макроэкономическая ловушка, способная дестабилизировать экономику и государственные финансы изнутри: требуется постоянное наращивание бюджетных расходов для дальнейшего стимулирования экономического роста, что разгоняет инфляцию и приводит к необходимости секвестировать прочие расходы. В свою очередь, это чревато сокращением выпуска и срывом в стагфляционную рецессию.

Источник

​

Источник

Россия 101000,

г. Москва,

Б. Златоустинский пер,

дом. 8/7

Тел.: +7 495 624-2280

Факс: +7 495 624-1081

E-mail: info@polity.ru

www.polity.ru